Интервью с актером Андреем Мерзликиным

Андрей Мерзликин: «Я психологически разгружаюсь во время интервью, используя его  только для искренних ответов».

• Андрей, мы с вами встретились для интервью перед спектаклем «Калина красная» в театре «Русская песня». В этой постановке вы играете главную роль – Егора Прокудина,  которую, в свое время, играл Василий Шукшин во одноименном фильме. В последнее время вы неоднократно говорили о том, что личность Василия Макаровича – талантливого режиссера, актера, писателя — вас глубоко потрясла, когда вы ближе начали знакомиться с его творчеством и мировоззрением.

Шукшин в представлении не нуждается. Его книги и фильмы знает не одно поколение; его слова и мысли правдивы и точны.  Возможно, главный талант Шукшина — говорить о нашей жизни, раскрывать сущность людей, их внутренний мир.

• Поэтому я решила построить нашу беседу на известных  высказываниях  Шукшина, чтобы вы попробовали примерить их на себя.

Запросто!

«Всю жизнь свою рассматриваю как бой в три раунда: молодость, зрелость, старость. Два из этих раундов надо выиграть. Один я уже проиграл».

Как у вас обстоят дела с жизненными раундами?

Нужно разбираться, что имел Василий Макарович в виду. Я не Шукшин и уж тем более не персонаж его рассказов. Я человек, который просто имеет похожее мировоззрение. Я не знаю: молодость у меня или зрелость. Будем считать зрелость.  Вроде бы все было и остается хорошо. Так что я надеюсь, что и старость будет замечательная.

Есть люди рефлексирующие, постоянно всем недовольные, а есть люди, которые, чтобы ни происходило, относятся ко всему философски.  Но я, на самом деле, это слово не очень люблю.  Просто: Слава Богу за все! Мне все нравится, все хорошо – так или иначе. Я всегда всему радуюсь, чтобы со мной ни происходило, а происходят очень удивительные вещи: и спектакли, и роли в кино. А о чем-то я даже и не мечтал, оно просто свалилось с неба.  

Вы не склонны к рефлексии?

Я очень рефлексирующий человек. Именно поэтому я стараюсь не рефлексировать и тем более не загонять себя в какие-то рамки, делить жизнь на раунды. Василий Макарович был литератором, и эта профессия заставляла его быть  аналитиком. Тогда как обычные люди,как мне кажется, пытаются избежать всевозможных лейблов, ярлыков и классификаций.

• Следующее высказывание: «Критическое отношение к себе — вот что делает человека по-настоящему умным. Так же и в искусстве, и в литературе: сознаешь свою долю честно — будет толк». Согласны, конечно? Как у вас с критическим отношением к себе?

Это он практически евангельские вещи говорил.  Ведь здесь не тот  ум имеется ввиду, который помогает нам решать задачки по математике, а  ум, который заставляет  разум быть в бодрости, трезвости духовной. И только через критическую призму можно себя преображать и стать лучше в профессии.  Важно еще, что без чувства юмора невозможно ничего сгенерировать. Это важная практика, когда ты можешь увидеть себя со стороны, посмеяться над собой и сказать: «О, как ты, братец, себя-то любишь». Как только ты  начинаешь любить себя  больше, чем остальных, (или себя в профессии ценишь больше, чем саму профессию), то окружающих начинает это угнетать: будь то театральная сцена,   киноплощадка или твой собственный дом.

• Мне понравилось, как вы сказали водном из своих интервью: «Я спокойно отношусь к тому, что меня могут увидеть человеком, который оступается. Да, я могу выпить не только чаю, и да, я могу сняться не только в хорошем кино». Это ведь и есть критическое отношение к себе.

Конечно.  Нельзя идеализировать человека. И невозможно, например, быть дружелюбным и радостным 365 дней в году. 

Ты устаёшь, можешь грустить или сердиться.  И дома тебя могут  видеть другим, а не таким, каким хочет видеть тебя зритель. 

Но это и есть та самая другая сторона медали, которая говорит о том, что ты живой человек.  И в этой живости больше источников для творчества, чем когда ты окружен  мифами. Вся это мифология, вероятно, присуща актерской профессии, но она тупиковая.

И  Василия Макаровича, кстати, можно было застать в ситуациях, после которых кто-то, вероятно, удивился бы: «И этот человек  учит нас жить в своих произведениях?!» Да, это тот же человек , который создал вещи, способные изменить  целый пласт людей — целое поколение. Его литература намного сильней, чем  он сам. Он – Эверест русской культуры 20 века.

Актёр (да и вообще любой человек)  — это, по сути, набор инстинктов. Победить  инстинкты сложно, но возможно. Мне кажется, что, прежде всего, надо выбрать систему координат для оценки самого себя. Такие системы координат и повлияли в конечном итоге на произведения многих великих людей в литературе, искусстве, науке. Игнорировать это невозможно.

• Что вы имеете в виду?

Возьмем  Достоевского. Если вы попытаетесь  откинуть его православное мировоззрение, то вы просто не найдете ключа к его произведениям, вы запутаетесь. То есть  выучить текст и сказать друг за другом громко и наизусть вы сможете, но зачем?

Я знаю примеры, когда художники пытались экспериментировать, но не ради того, чтобы вскрыть тайные смыслы автора, а просто,чтобы быть оригинальными.

Легко поставить спектакль, который не надо анонсировать и рекламировать.  Афиша сама себя рекламирует: в ней, например, стоит имя Достоевского. Но в итоге зритель сталкивается  с желанием режиссера  громко заявить о себе, используя только эпатаж.

Я за эксперименты, но когда они в рамках разумного.  Такие посылы как «а вот я так вижу будущее нашего театра, а вы  консервативны и мешаете молодым проявить себя»  всегда смешны, как мне кажется.

• Вы не жалеете, что ушли в свое время из театра под руководством Армена Джигарханяна , в котором проработали 10 лет? И о том, что сейчас в вашей жизни мало театра, как такового?

В театре Джигарханяна  просто закончилось моё служение. Безусловно, мне грустно: ведь когда 10 лет служишь в репертуарном театре, ты в него врастаешь.  Труппа театра у нас была великолепная. И в этом смысле грустно, что пропала семья,  канула в лету… Но когда ты в театре не чувствуешь движения, то все расторгается само собой. В данном случае все  закончилось полюбовно, наш роман с театром сошел на нет.

• Не возникло ощущения пустоты после ухода из театра? Не хотелось ее чем-то заполнить?

Я ничего не хотел заполнять. Объясню почему. Когда я в 2000 году начал работать в театре, то это был непростой путь становления: сначала небольшие роли, затем съемки в кино и появление главных ролей  в театре. Меня начали узнавать. У меня все  было в полном объёме, слава Богу. И 20 спектаклей в месяц, и разные режиссеры, и Бомарше, и Чехов, и Гоголь, и Олби, и Пинтер. Но когда моя репертуарная жизнь закончилась, я с радостью ушел на«вольные хлеба». Мне  понравилось быть «приглашённым актером», когда у тебя 2-4 спектакля в месяц для поддержания  формы. Остальное время я посвятил кино, так как оно требует гораздо больше времени.

Киношники очень злятся на актёров, которые  много заняты в театре и, наоборот: в театре не любят актёров, которые часто снимаются в кино.

Но все вынуждены жить в этом симбиозе, потому что кино привлекает зрителя в театр, а театр держит актёра в тонусе, который обеспечивает  киноплощадке высокий уровень, необходимый  режиссёру и самому кино.

• Вы  много снимаетесь.  Интересно, как вы оцениваете  современное российское кино? Работ уровня Шукшина сейчас нет?

Почему  Шукшин остался для других поколений? Потому что в нем была правда, он был настоящим. И это единственное мерило, которое позволяет художнику оставаться на все времена и становиться классиком. Он будет всегда  интересен. Почему? Да потому что все, о чем он писал, не было вымыслом, это было просеяно сквозь  сито правды. 

А вот в современном кино, дно у сито порой с огромными дырками:  многое туда проваливается. Я не говорю сейчас ругательно. Раньше было как: если ты говоришь об эротике,  то говори  образно; говоришь о глубоких чувствах или  инстинктах – образно; даже, если это политический или социальный аспект — о несправедливости той же власти – образно! И поэтому  кино было художественным, образным. Потом наступил следующий период — вседозволенности: я так вижу, я так хочу. Он  дал свои плоды:  выскочила пошлость, глупость, абсолютное отсутствие художественности и тем более образности.  Я не то чтобы жалуюсь, я говорю о том, что у современного кино нет требований.

Сегодня в кино требования предъявляет только продюсер.

А если вы узнаете про требования на  телевизионных каналах, то заплачете.   Художественность порой многих раздражает. Сложный разговор, сложные сцены, сложные решения – часто это никому не нужно.

Мне кажется, кто первый поймает волну и создаст  канал, где можно делать такие смелые вещи, как в сериалах от«Netflix» или  «HBO», выиграет. По-моему, очень смело в этом направлении сейчас работает канал ТНТ.  У них есть потенциал создавать наравне с развлекательными сериалами глубокие, остросоциальные,  политическое вещи. 

• Одна из последних Ваших работ на телевидении — это роль Василия Шуйского в сериале «Годунов». На мой взгляд, это как раз  прекрасная работа, к которой предъявлялись высокие художественные требования. 

Да, вы правы. Получилось здорово! И потрясающий сценарий, и прекрасные режиссёры — Тимур Алпатов и Алексей Андрианов, и продюсеры, которые  на площадке требовали от каждого департамента (художественного, реквизиторского, костюмерного, гримерного) максимальных усилий; переснимали сцены, тратили деньги на то, чтобы сделать высококлассный продукт. И, конечно, произошёл этот творческий симбиоз, который вырос в качество. 

• Но все-таки интернет сегодня составляет огромную конкуренцию телевидению…

Мне сейчас не очень понятен процесс развития телевидения. С одной стороны, телевидение вроде бы изживает себя, все уходит в интернет. С другой стороны, телевидение существует и оказывает влияние. Меня поразило, что вроде бы спокойный исторический период, который был показан в первом сезоне «Годунова», был так интересен зрителю:  как появилась фигура Годунова, как происходило становление его власти после смерти Ивана Грозного. Получается, что зрителю интересно, когда с ним ведут диалог как с образованным человеком.

Запросы в Яндексе на тему «смутного времени» и «периода правления Годунова» увеличились  в 400 раз.

Телевидение «цепляет» зрителя, он проявляет дальнейший интерес к вопросу и прибегает к дополнительным источникам информации. Это не может не радовать.

Вторая часть будет ещё интересней,  особенно для человека, который знает историю. Дальше  события будут только развиваться.

• Я видела у вас на страничке в Instagram  фотографию с нового проекта, о котором вы пишете, что это будет история об Илье Муромце.

Это пока только попытка проекта, о нем рано говорить. Есть сейчас такая практика: ты  снимаешь так называемый «пилот» и презентуешь его. И если его поддерживает тот или иной канал, Госкино, то фильм  снимается до конца. Появилось желание  снять историю про Илью Муромца. При этом уйти от былинности и мультипликационного, сказочного восприятия этой фигуры. Ведь богатырь — это человек, накопивший в себе Бога. Распространенный стереотип: богатырь — это что-то крупное, величественное. Но величие богатырей было в духовитости. Те же знаменитые Пересвет и Ослябля были воинами-схимонахами, но это были люди обычной комплекции, просто духом крепкие ребята.

Я играю  небольшую, но важную роль, как это принято говорить: роль Владимира Мономаха…

Пытаемся переосмыслить то время сквозь призму наших героев.  Сценарий написан несказочно, по-современному.  Для меня это не коммерческий проект. Егор Пазенко – автор идеи,  замахнулся и рискует всем ради того, чтобы реализовать свою актерскую, человеческую, а может быть даже гражданскую мечту.

• У вас четверо детей и, судя по вашей страничке вInstagram, вы,несмотря на огромную занятость,  уделяете им много времени. Шукшин писал: «Самые наблюдательные люди – это дети. Потом-художники». Согласны?

Они очень наблюдательные, это верно. Дети же  впитывают все как губка. И они сами не виноваты в своей наблюдательности: это их природа становления. Они повторяют все, что происходит вокруг них. Вот так, как я вожу машину, скорее всего, и будет водить ее мой сын, например.

• Но здесь кроется опасность. Ведь повторять можно не только хорошие вещи…

Да, опасно. Все воспитание детей строится на том,  что ты постоянно вынужден что-то  менять в себе. Ты вынужден смотреть в будущее своих детей  и с учетом этого формировать свои интересы. Может показаться, что ты дошёл до зрелого возраста и теперь можно выдохнуть. Но нет! 

Ещё строже пришли воспитатели, ещё круче пришли учителя: это твои дети.

А их требования к тебе жёстче, чем даже у современной действительности. Поэтому ты должен быть в тонусе, должен быть ближе к своим детям.

Старшему сыну Фёдору 12 лет и я пытаюсь понять тот язык, на котором говорят сегодня подростки. Я  его спрашиваю: «Кто такие оффники? Ты мне должен объяснить, я должен разбираться». Он смеётся: «Пап,ты-то откуда это вообще знаешь?»

Я честно не знаю, хороший ли я отец. Но я стараюсь!

Иногда мы сами себя обманываем, думая о себе определенным образом. Например, я могу дать прекрасное интервью, и многие будут думать:«Какой классный парень! Какой умный, так интересно рассказывает, как повезло его детям и родным». Зачастую это не совсем так. Потому что дома у тебя интервью никто не берет, и вообще  никто не интересуется,  что  ты думаешь о Шукшине или Вампилове, которого ты только что сыграл в кино, и какую оценку ты даешь современному телевидению. Это не то, чтобы им неинтересно,  просто для них это 68 пункт среди домашних дел.  Дома нас интересуют другие вещи. И там появляется практическое ощущение, какой я и есть отец. 

• Вы часто даете интервью?

Интервью на самом деле – один из лучших психологических приемов, когда пытаешься разобраться в самом себе. Это ведь потрясающая практика. Вот, допустим, люди, у которых есть личный  психолог. Он пытается помочь тебе разобраться в тебе же самом.  Или ты идешь в храм на исповедь, где очень хорошо себя «интервьюируешь», пытаешься разобраться  и разложить мысли, поступки по полочкам.

Так же и во время интервью: ты задаёшься вопросами, которые обычно себе не задаёшь.

Ведь ты до этого момента мог и не знать, что ты думаешь на ту или иную тему.  Тебе задают вопросы и  вынуждают подумать. И  у тебя, оказывается, есть, что на эту тему сказать. Я, например, психологически разгружаюсь во время интервью и отношусь к нему крайне серьёзно, используя его только для искренних ответов.

• Но у вас еще есть довольно успешная страничка в Instagram , где вы достаточно откровенны со своими подписчиками.

По сути, мой Instagram как  интервью.

Я стараюсь его использовать, как живой журнал своей жизни. Раньше мне все время кто-то говорил: пиши дневник. Вот моя страничка дневником и получается. Все, что мы делаем,имеет конкретные  векторы: есть конкретные люди, для кого мы это делаем. У меня — это мои близкие и далекие родственники,  мои друзья, которые интересуются и «путешествуют»вместе со мной в моей профессии и жизни.

• Но кроме родственников и друзей, у вас немалое количество подписчиков. А это абсолютно чужие люди. Вы комфортно себя чувствуете?

Это как раз мой электорат, как сейчас принято говорить.  Я — мэр этого небольшого городка с населением в 200 тысяч. У некоторых газет  тираж меньше. Я не зарабатываю денег, но я зарабатываю  обратную связь. 

• То есть вы не ставите какой-то конкретной цели? Просто у вас много фотографий семьи, детей, совместных путешествий, мыслей о вере… Возможно, это такой формат  миссионерства?

Может быть, отчасти это и миссионерство. Если людям интересно читать мои посты, «шуточки», размышления и они не кривятся, когда читают о том, что я, например, был в храме с семьей на службе,  то это МОИ подписчики. И не факт, что все они  православные христиане. У меня большое количество подписчиков  из Казахстана,допустим. Мне дороги сложившиеся отношения: это очень важная и нужная составляющая межконфессионального общения.  Также много  подписчиков из Канады, Германии, Беларуси, с Украины.

И я, безусловно, оберегаю своё личное пространство. Instagram  его лишь немного приоткрывает. Ведь Instagram- это отчасти декларация твоего мировоззрения. И мне  было бы, наверное, стыдно, если бы я застеснялся  своих верований,  размышлений и закрыл аккаунт. Мне нечего стесняться. Может быть, это как раз и есть заслуга жизненного раунда зрелости,  о котором мы говорили вначале. Какое тебе дело, что говорят и думают о тебе другие; главное, чтобы совесть была чиста перед Богом.

И в данном случае миссионерство проявляется в том, что и своими ролями, и интервью я, в первую очередь, рассказываю о себе самом, о своём мировоззрении.

И, возможно, есть зрители, читатели, которым важно знать, что они не одни. Ведь есть люди, которые любят то место, где они родились и выросли, любят  сказки и песни, которые слушали в детстве,вспоминают ласковые слова матери и не стыдятся об этом говорить. Не стесняются говорить, что они выросли и впитали в себя русскую культуру.Ведь раньше об этом просто неудобно было говорить, а теперь  даже стыдно. Кого стесняться? Шукшина?Высоцкого?   Шукшин — не просто писатель-почвенник, рассказывающий  про крестьян-чудиков.  Ведь крестьянство, по сути, уже целая Атлантида, которая канула, исчезла; его уже давно нет как класса.

И вы знаете, мне бы очень хотелось однажды поехать  и поработать на земле.  Прикоснуться к этой  Атлантиде — к  цивилизации, которая ушла под воду.

И возможно,  когда-нибудь будет сниматься кино об этой Атлантиде. Главное, чтобы нашелся человек,  способный это образно переосмыслить.  Это будет большая и интересная работа, если, конечно, мы будем жить. 

Беседу вела Светлана Бердичевская